Неточные совпадения
Он едва успел выпростать
ногу, как она упала на один бок, тяжело хрипя, и, делая, чтобы подняться, тщетные усилия своей
тонкою, потною шеей, она затрепыхалась на земле у его
ног, как подстреленная птица.
Казалось, как будто он хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него, или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной
ноге, не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него с изумлением, смешанным с довольно
тонкой иронией, но он на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
На ее
тонкой и длинной шее, похожей на куриную
ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка.
Базаров высунулся из тарантаса, а Аркадий вытянул голову из-за спины своего товарища и увидал на крылечке господского домика высокого, худощавого человека с взъерошенными волосами и
тонким орлиным носом, одетого в старый военный сюртук нараспашку. Он стоял, растопырив
ноги, курил длинную трубку и щурился от солнца.
Час спустя Павел Петрович уже лежал в постели с искусно забинтованною
ногой. Весь дом переполошился; Фенечке сделалось дурно. Николай Петрович втихомолку ломал себе руки, а Павел Петрович смеялся, шутил, особенно с Базаровым; надел
тонкую батистовую рубашку, щегольскую утреннюю курточку и феску, не позволил опускать шторы окон и забавно жаловался на необходимость воздержаться от пищи.
Песня мешала уснуть, точно зубная боль, еще не очень сильная, но грозившая разыграться до мучительной. Самгин спустил
ноги с нар, осторожно коснулся деревянного пола и зашагал по камере, ступая на пальцы, как ходят по
тонкому слою льда или по непрочной, гибкой дощечке через грязь.
Она сидела положив
нога на
ногу, покачивая левой, курила
тонкую папироску с длинным мундштуком, бесцветный ее голос звучал тихо и почти жалобно.
Она тотчас пришла. В сером платье без талии, очень высокая и
тонкая, в пышной шапке коротко остриженных волос, она была значительно моложе того, как показалась на улице. Но капризное лицо ее все-таки сильно изменилось, на нем застыла какая-то благочестивая мина, и это делало Лидию похожей на английскую гувернантку, девицу, которая уже потеряла надежду выйти замуж. Она села на кровать в
ногах мужа, взяла рецепт из его рук, сказав...
Дронов встал, держась рукой за кромку стола. Раскалился он так, что коротенькие
ноги дрожали, дрожала и рука, заставляя звенеть пустой стакан о бутылку. Самгин, отодвинув стакан, прекратил
тонкий звон стекла.
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои
ноги. Он стал
тоньше, длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Когда Иноков стоял, в нем обнаруживалось нечто клинообразное: плечи — широкие, а таз — узкий,
ноги —
тонкие.
Марина посмотрела на него, улыбаясь, хотела что-то сказать, но вошли Безбедов и Турчанинов; Безбедов — в дворянском мундире и брюках, в туфлях на босых
ногах, — ему удалось причесать лохматые волосы почти гладко, и он казался менее нелепым — осанистым, серьезным; Турчанинов, в поддевке и резиновых галошах, стал ниже ростом,
тоньше, лицо у него было несчастное. Шаркая галошами, он говорил, не очень уверенно...
Они малорослы, худощавы,
ноги и руки у них
тонкие, так, тряпка тряпкой, между тем это самый деятельный народ.
Не говоря уже о том, что по лицу этому видно было, какие возможности духовной жизни были погублены в этом человеке, — по
тонким костям рук и скованных
ног и по сильным мышцам всех пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное, сильное, ловкое человеческое животное, как животное, в своем роде гораздо более совершенное, чем тот буланый жеребец, зa порчу которого так сердился брандмайор.
Лед звенит все
тоньше, под
ногами переливчато плещет подгибающаяся ледяная пленка, близко чернеют полыньи…
Калитка отворяется, и во двор въезжает верхом на вороной высокой лошади молодой человек в черкеске, папахе и с серебряным большим кинжалом на поясе. Великолепная вороная лошадь-степняк, покачиваясь на
тонких сухих
ногах, грациозно подходит на середину двора и останавливается. Молодой человек с опухшим красным лицом и мутными глазами сонно смотрит на старика в халате.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в небо
тонкие жерди стропил, курясь дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри, пламя снопами выкидывалось на двор, на людей, толпившихся пред огромным костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы, густым облаком поднимался пар и дым, странные запахи носились по двору, выжимая слезы из глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под
ноги бабушке.
Читает «Верую», отчеканивая слова; правая
нога его вздрагивает, словно бесшумно притопывая в такт молитве; весь он напряженно тянется к образам, растет и как бы становится всё
тоньше, суше, чистенький такой, аккуратный и требующий...
Когда же тетерев вытянул шею, встал на
ноги, беспрестанно повертывает голову направо и налево или, делая боковые шаги к
тонкому концу сучка, потихоньку кудахчет, как курица, то охотник должен стрелять немедленно, если подъехал уже в меру: тетерев сбирается в путь; он вдруг присядет и слетит.
Имя вполне выражает особенность его характера: между тремя передними пальцами своих
ног он имеет
тонкую перепонку и плавает по воде, как утка, даже ныряет. бы предположить, что он владеет способностью ловить мелкую рыбешку, но поплавки никогда не пахнут ею, и, при всех моих анатомических наблюдениях, я никогда не находил в их зобах признаков питания рыбой.
Длина этой утки от носа до хвоста, или, лучше сказать до
ног, ибо хвостовых перьев у гагар нет, — одиннадцать вершков, нос длиною в вершок, темно-свинцового цвета,
тонкий и к концу очень острый и крепкий; голова небольшая, продолговатая, вдоль ее, по лбу, лежит полоса темно-коричневого цвета, оканчивающаяся позади затылочной кости хохлом вокруг всей шеи, вышиною с лишком в вершок, похожим более на старинные брыжжи или ожерелье ржавого, а к корню перьев темно-коричневого цвета; шея длинная, сверху темно-пепельная, спина пепельно-коричневая, которая как будто оканчивается торчащими из зада
ногами, темно-свинцового цвета сверху и беловато-желтого снизу, с редкими, неправильными, темными пятнами;
ноги гагары от лапок до хлупи не кругловаты, но совершенно плоски, три ножные пальца, соединенные между собой крепкими глухими перепонками, почти свинцового цвета и тоже плоские, а не круглые, как бывает у всех птиц.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила
нога охотника, — что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские, так равно и мордва, чуваши и даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами, то есть сильями, вплетенными, на расстоянии полуаршина друг от друга, в длинную
тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю на тех местах тока, где нужно их расставить.
Когда-то давно Ганна была и красива и «товста», а теперь остались у ней кожа да кости. Даже сквозь жупан выступали на спине худые лопатки. Сгорбленные плечи,
тонкая шея и сморщенное лицо делали Ганну старше ее лет, а обмотанная бумажною шалью голова точно была чужая. Стоптанные старые сапоги так и болтались у ней на
ногах. С моста нужно было подняться опять в горку, и Ганна приостановилась, чтобы перевести немного дух: у ней давно болела грудь.
Все девицы, кроме гордой Жени, высовываются из окон. Около треппелевского подъезда действительно стоит лихач. Его новенькая щегольская пролетка блестит свежим лаком, на концах оглобель горят желтым светом два крошечных электрических фонарика, высокая белая лошадь нетерпеливо мотает красивой головой с голым розовым пятном на храпе, перебирает на месте
ногами и прядет
тонкими ушами; сам бородатый, толстый кучер сидит на козлах, как изваяние, вытянув прямо вдоль колен руки.
Одет щеголем: в синей
тонкого сукна сибирке, подпоясанной алым кушаком, посверх которой надет такой же синий армяк; на
ногах высокие смазные сапоги.
Дедушка долго постоял на солнышке, щупая у себя под мышками. В воду он сошел очень осторожно и, прежде чем окунуться, старательно мочил себе красное лысое темя и впалые бока. Тело у него было желтое, дряблое и бессильное,
ноги — поразительно
тонкие, а спина с выдавшимися острыми лопатками была сгорблена от долголетнего таскания шарманки.
Под хриплые, заикающиеся звуки галопа Сергей разостлал на земле коврик, быстро скинул с
ног парусиновые панталоны (они были сшиты из старого мешка и сзади, на самом широком месте, украшались четырехугольным заводским клеймом), сбросил с себя старую куртку и остался в стареньком нитяном трико, которое, несмотря на многочисленные заплаты, ловко охватывало его
тонкую, но сильную и гибкую фигуру.
Впрочем, мальчику было не до собаки. Грозный вид дворника охватил его сверхъестественным ужасом, связал его
ноги, парализовал все его маленькое
тонкое тело. Но, к счастью, этот столбняк продолжался недолго. Почти бессознательно Сергей испустил пронзительный, долгий отчаянный вопль и наугад, не видя дороги, не помня себя от испуга, пустился бежать прочь от подвала.
Старик поднял собаку на задние лапы и всунул ей в рот свой древний, засаленный картуз, который он с таким
тонким юмором назвал «чилиндрой». Держа картуз в зубах и жеманно переступая приседающими
ногами, Арто подошел к террасе. В руках у болезненной дамы появился маленький перламутровый кошелек. Все окружающие сочувственно улыбались.
Отец мой каждый день выезжал верхом; у него была славная рыже-чалая английская лошадь, с длинной
тонкой шеей и длинными
ногами, неутомимая и злая. Ее звали Электрик. Кроме отца, на ней никто ездить не мог. Однажды он пришел ко мне в добром расположении духа, чего с ним давно не бывало; он собирался выехать и уже надел шпоры. Я стал просить его взять меня с собою.
Девушка торопливо протянула свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее
тонким розовым пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее шелковой волной. Ее на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее
ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких людей.
Уткнув нос в землю и вытянув хвост палкой, красавица Brunehaut шла впереди с той грацией, с какой ходят только кровные пойнтеры; она едва касалась земли своими
тонкими и сильными
ногами, вынюхивая каждую кочку.
За стеною тюрьмы сухо хлопнуло что-то, — был слышен
тонкий звон разбитого стекла. Солдат, упираясь
ногами в землю, тянул к себе лошадь, другой, приложив ко рту кулак, что-то кричал по направлению тюрьмы и, крикнув, поворачивал туда голову боком, подставляя ухо.
— Так! — сказал офицер, откидываясь на спинку стула. Хрустнул пальцами
тонких рук, вытянул под столом
ноги, поправил усы и спросил Николая...
— Ра-азойтись! —
тонким голосом кричал маленький офицерик, размахивая белой саблей.
Ноги он поднимал высоко и, не сгибая в коленях, задорно стукал подошвами о землю. В глаза матери бросились его ярко начищенные сапоги.
Хохол медленно и устало шагал по комнате, тихо шаркая
тонкими, паучьими
ногами. Сапоги он снял, — всегда делая это, чтобы не стучать и не беспокоить Власову. Но она не спала и, когда Николай ушел, сказала тревожно...
Раньше мне это как-то никогда не приходило в голову — но ведь это именно так: мы, на земле, все время ходим над клокочущим, багровым морем огня, скрытого там — в чреве земли. Но никогда не думаем об этом. И вот вдруг бы
тонкая скорлупа у нас под
ногами стала стеклянной, вдруг бы мы увидели…
И я вместе с ним мысленно озираю сверху: намеченные
тонким голубым пунктиром концентрические круги трибун — как бы круги паутины, осыпанные микроскопическими солнцами (сияние блях); и в центре ее — сейчас сядет белый, мудрый Паук — в белых одеждах Благодетель, мудро связавший нас по рукам и
ногам благодетельными тенетами счастья.
Из ворот по временам выходят с коромыслами на плечах и, переваливаясь с
ноги на
ногу, проворно идут за водой краснощекие и совсем уже без талии, но с толстыми задами мещанские девки, между тем как матери их
тонкими, звонкими голосами перебраниваются с такими же звонкоголосыми соседками.
Внезапно, среди глубокой тишины, при совершенно безоблачном небе, налетел такой порыв ветра, что сама земля, казалось, затрепетала под
ногами,
тонкий звездный свет задрожал и заструился, самый воздух завертелся клубом.
Ах, никогда в жизни он не позабудет, как его щека ощутила шершавое прикосновение
тонкого и теплого молдаванского полотна и под ним мраморную гладкость крепкого женского бедра. Он стал целовать сквозь материю эту мощную и нежную
ногу, а Юлия, точно в испуге, горячо и быстро шептала...
С этой целью он обивает пороги «высокопоставленных лиц», ходит по канцеляриям, заводит нужные знакомства и даже в бальной зале, под звуки оркестра, выделывая
ногами изящные па кадрили и красиво перегибая
тонкий стан в изящном фраке, он говорит «ей», уже любимой, о них, о бедном, добром, страдающем народе…
Плюсна одной
ноги у него была отрублена, он ходил прихрамывая, с длинной палкой в руке, зиму и лето в легкой,
тонкой поддевке, похожей на рясу, в бархатном картузе странной формы, похожем на кастрюлю.
Хаджи-Мурат шел, быстро ступая по паркету приемной, покачиваясь всем
тонким станом от легкой хромоты на одну, более короткую, чем другая,
ногу.
Осенний тихо длился вечер. Чуть слышный из-за окна доносился изредка шелест, когда ветер на лету качал ветки у деревьев. Саша и Людмила были одни. Людмила нарядила его голоногим рыбаком, — синяя одежда из
тонкого полотна, — уложила на низком ложе и села на пол у его голых
ног, босая, в одной рубашке. И одежду, и Сашино тело облила она духами, — густой, травянистый и ломкий у них был запах, как неподвижный дух замкнутой в горах странно-цветущей долины.
Деревья садов накрыли и опутали дома тёмными сетями; город казался огромным человеком: пойманный и связанный, полуживой, полумёртвый, лежит он, крепко прижат к земле, тесно сдвинув
ноги, раскинув длинные руки, вместо головы у него — монастырь, а
тонкая, высокая колокольня Николы — точно обломок копья в его груди.
Избитые мальчишки смеялись друг над другом и тоже дрались; в них не заметно было жалости к животным; осенью, во время перелёта, они ловили множество певчих птиц и зря мучили их в тесных, грязных клетках; весною ставили пичужкам силки из конского волоса; попадая в
тонкую, крепкую петлю, птица билась, ломала себе
ноги и часто умирала, истерзанная.
Ещё издали заметив нарядно одетого парня, сапожник складывал руки на груди и начинал пронзительно свистеть, якобы отдыхая и любуясь синими далями, а когда Матвей равнялся с ним, он испуганно вскакивал на
ноги, низко кланялся и нарочито
тонким голосом говорил...
Сеня Комаровский был молчалив. Спрятав голову в плечи, сунув руки в карманы брюк, он сидел всегда вытянув вперёд короткие, маленькие
ноги, смотрел на всех круглыми, немигающими глазами и время от времени медленно растягивал
тонкие губы в широкую улыбку, — от неё Кожемякину становилось неприятно, он старался не смотреть на горбуна и — невольно смотрел, чувствуя к нему всё возрастающее, всё более требовательное любопытство.
Пьянея всё более, он качался, и казалось, что вот сейчас ткнётся головой в землю и сломает свою
тонкую шею. Но он вдруг легко и сразу поднял
ноги, поглядел на них, засмеялся, положил на скамью и, вытянувшись, сказал...